— Ну и что? Зато каждый найдет здесь хотя бы одну строчку, близкую себе: и у нас в Грузии, и в Германии, и в России, и во всех странах, где знают английский язык.
Единство музыкального развития, отказ от непосредственно иллюстративного «интонирования смысла» сближают поэтические образы разных времен и народов, оттеняют их общечеловеческое содержание. Вокальные эпизоды подобны строфам песни, плача или заупокойной молитвы. А вокруг этих заводей светлой печали плетет свое повествование оркестр, развивая, досказывая, сопоставляя основные музыкальные идеи, выстраивая из них монументальную 35-минутную форму.
Первая песенная строфа — грузинская. И исходная ее интонация, тоже грузинская, хотя далеко не все слушатели это замечают (Р. Щедрин, например, даже упрекнул автора: «Зачем было цитировать «Страсти по Луке» К. Пендерецкого?»). Типичны для фольклорной лирики бурдонный бас и переклички-имитации солистов над ним. Типично опевание квинты лада полутоном сверху—народная интонация, ставшая классической уже у 3. Палиашвили; кстати, одно из вершинных достижений грузинской камерной вокальной лирики, «Синий цвет» А. Мачавариани, начинается с той же интонации, только звучит она совершенно по-иному: ‘
«Стонут коса и поля…
Воцарилось благоухание сена…
О, Солнце месяца сенокоса…
Стоящее над временем…
Молю тебя…
Защити их своими крыльями…»
«Месяц сенокоса» — древнегрузинское название июня. Первого месяца лета и одновременно поры летнего солнцестояния, то есть поворота солнца на зиму. Словно застывшее в зените — «стоящее над временем» — оно и дарит жизнь, и испепеляет ее, и ведет счет ее убыванию. Поэтому в мифологии разных народов летнее солнцестояние, начало жатвы (Смерть ведь тоже жница — с косой) знаменуют поворот от жизни к смерти, от расцвета к увяданию.
Но у грузинской мифологии особые отношения с Солнцем. Ему поют гимны, его именем нарекают самое дорогое и прекрасное. Когда в семье рождается мальчик, счастливая мать обращается к светилу: «Солнце в доме и Солнце снаружи, Солнце, войди в наш дом». (Не грузинские ли «корни» дали В. Маяковскому возможность так запросто приглашать к себе в гости светило?) Кого же, как не Солнце, освятившее приход новой жизни в мир, молить о ее защите?
На реплики солистов откликается плач гобоя. Тема, уже знакомая по «Музыке для живых», но здесь еще и непосредственно подготовленная опорными ступенями вокальной секвенции. И при всем том вспыхивающая неожиданно, как бы в другой части звукового пространства, выхваченной из темноты тонким лучом софита (ц. 3).
Впечатление образного сдвига, наряду со сменой тембра, подчеркивает тритоновое сопоставление аккордов, которое приобретет в «Светлой печали» важную выразительную роль. В сущности, это знакомый эффект неточной вторы, соскальзывание искаженного печалью голоса на полутон вверх или вниз, что обосновано исходной стонущей интонацией и осмысливается в ее «эмоциональном поле». Вскоре выявятся многообразные последствия и ассоциативные связи этого «тектонического смещения».