Не знаю, удалось ли бы режиссеру без помощи музыки полностью опровергнуть традиционно комедийную трактовку классического сюжета Д. Кладиашвили: сын овдовевшего дворянина, опасаясь появления наследника, берется сам найти отцу новую жену. Ведь до Э. Шенгелая к этой теме обращались уже несколько режиссеров грузинского театра и кино, причем последняя из постановок — «Мачеха Саманишвили» Р. Стуруа и Т. Чхеидзе (1970) в театре имени Ш. Руставели — своим искрометным блеском, казалось, затмила любую возможность новых прочтений. Да, все уже было — легкость, виртуозность, самоирония, пародия, трагикомедия. Но у Э. Шенгелая на первый план вышла разъедающая душу горечь. До предела обостренное ощущение той «боли в сердце», которую, по собственному признанию, испытал некогда Давит Кладиашвили, сочиняя свою уморительно смешную комедию…
— Джансуг Кахидзе предложил сделать лейтмотивом фильма тему народной лирической песни «Шалва, чемо сикваруло». Мы взяли две первые фразы без изменений, а в третью ввели пониженные ступени, что сразу набросило на тему какую-то тень, придало ей щемящий оттенок (см. пример 52).
Гордые своей находкой, мы поспешили продемонстрировать ее Эльдару. Я играл тему, а Джансуг, лежа на тахте, вполголоса подпевал. Мы исполнили первую фразу. Эльдар удовлетворенно кивнул. Вторую — тот же эффект. Но едва начали третью, как он вскочил с места и во все горло заорал: «Стоп!» Нам стоило очень большого труда убедить его, что в этой-то фразе и заключена вся соль.
В одном из интервью Э. Шенгелая подчеркивал, что звучание его фильмов не должно быть реалистическим. Думаю, это относится и к прочим компонентам. Когда смотришь фильм, все вроде бы совсем «как в жизни», буднично и просто, но если посмотреть во второй раз, в третий — когда уже есть возможность немного приподняться над элементарной зрительской увлеченностью — обнаруживаешь, что и время, и пространство, и даже само действие в сущности ирреальны…
— Нереальная подача реальной темы?
— Вот именно! Я не говорю уже о генеральной кульминации «Голубых гор», где здание рушится в полной тишине, а спасающиеся из-под обломков актеры сняты рапидом. В начале «Необыкновенной выставки» есть совершенно сюрреалистический эпизод, изображающий Агули на Великой Отечественной войне: в заснеженном лесу перебегает от дерева к дереву одинокая фигурка, строчит из автомата, падает, снова строчит, а вокруг пустота, и только в фонограмме оглушительный крик: „Sieg heil!“. Во многих других случаях Вы при помощи единого музыкального ритма непосредственно сталкиваете отдаленные, даже вовсе не сопоставимые точки реального
пространства и времени. Например, отъезд и возвращение пожилой четы новобрачных из дома Саманишвили (прошло несколько месяцев). Или годы жизни Агули Эристави, листаемые в фильме, подобно страницам календаря; мы, зрители, можем догадываться о них лишь по увеличению числа детей и их росту. Или в «Голубых горах» — заседание, назначенное на послезавтра, попадает в следующее время года…