Кит собирался встретиться со Стю в тот день, и когда он узнал, что с ним произошло, то заперся у себя в комнате на три дня и не выходил оттуда.
Эрик Клэптон, который присоединился к нам на мемориальном концерте, который мы провели в клубе «100» спустя несколько месяцев после смерти Стю, всегда говорил, что Стю был маяком «Стоунз» в борьбе за чистоту музыки. У него всегда были критические замечания по поводу группы — такие точки зрения, которые любой другой принял бы за пощечину, но Стю был всегда прав и всегда критиковал конструктивно. Даже сегодня на каждом шагу случается, что кто-нибудь спрашивает: «А что бы об этом подумал Стю ?» Для Кита это всегда остается критерием.
Достаточно забавно — помогая еще ранним “Faces”, он всегда находил время и нужные слова, чтобы поддержать меня в «Стоунз». Когда мы все собрались, чтобы проводить его в последний путь на похоронах, Чарли сказал: «Кто же теперь с нами поговорит ?..»
Мы завели тогда «Буги-вуги- Блюз», а потом, так как он умер прямо перед выходом альбома “Dirty Work”, мы добавили небольшой буги-вуги-проигрыш на пианино в самом конце — в память о нем.
Не гастролировать со «Стоунз» все эти годы означало то, что Джо и я могли делать те вещи, которые всегда любят делать родители: ходить на школьные концерты, снимать домашнее кино, праздновать дни рождения, играть с детьми, все время смеятся и помогать делать им домашние задания. Это было просто замечательно, и мы с Джо вспоминаем эти годы как одни из лучших. Не гастролировать — это значит находиться дома и наблюдать за тем, как растут наши дети. А они могли наблюдать за тем, как растем мы. Но мне нужно было работать, так что когда бы мне ни звонили друзья с просьбами поиграть с ними, я уезжал туда, где бы они ни были, и всюду брал с собой гитару. Прямо после моего дня рождения в 1986-м я присоединился к Фэтсу Домино, Джерри Ли Льюису и Рэю Чарльзу в Новом Орлеане на концерте, который записывался в «Сторивилль-Холле» в качестве спецпрограммы для «НВО».Фэтс, Джерри Ли и Рэй каждый играли свои самые большие хиты а потом, в конце, все они собрались вместе, и мы поджемовали.
Это были три величайших пианиста всех времен, и у меня было лучшее место во всем зале — прямо рядом с ними, я наблюдал за их игрой, и иногда они кричали мне, чтобы я вставил какое-нибудь соло. Великий игрок на губной гармонике Шуга Блю, Пол Шафер с шоу Дэвида Леттермана, Кенни Лавлейс и Рой Гейнс были с нами.
После концерта мы все поехали домой к Фэтсу, где креол Джамбо готовил в огромной кастрюле цыплячьи ножки, и оттуда торчали всякие кости. Джерри Ли взглянул на эти кости и сказал мне: «Это духовая секция Фэтса».
Когда приехал Рэй, Джерри Ли ткнул меня легонько локтём: «А ты знаешь, что Рэй может видеть ?»
Я воскликнул: «Правда ?»
Тот настаивал: «Он видит».
Я не мог в это поверить: «Но он же слепой!»
«Позволь мне рассказать тебе кое-что, — он завел меня в сторонку, — Как-то мы с ним вели церемонию вручения — Рок-н-ролльный Зал Славы, и вот выходят Дон и Фил Эверли, и Рэй им прямо и говорит: «Привет, Дон, привет, Фил». Никто не знал их имен, а он знает. Так что я сказал ему: «Какого *** ты знаешь, который из них кто, если ты ничего не видишь ?» Я тебе отвечаю, этот мазафакер видит!» Позднее тем же вечером Фэтс показывал мне свой дом, и я заметил на столе в его спальне серо-бордовый проигрыватель «Дансетт. Он был таким старым, что на нем было полно паутины.