В феврале 1976-го «Стоунз» официально подтвердили мое существование, и выпустили пресс-релиз, в котором говорилось, что отныне я — постоянный участник группы. Никого в общем-то это и не удивило. Два месяца спустя мы начали 8-недельное турне по Европе в поддержку “Black and Blue”. Мы отыграли 42 шоу в 9-и странах, в том числе и в Соединенном Королевстве. Это был первый раз за 3 года, когда группа играла дома.
«Эрл^ Коут» был зафрахтован на 6 вечеров, и мы получили миллион заявок на билеты.
1 июня, ровно через год, как я сыграл свой первый концерт со «Стоунз», мы были в Германии и за 2 дня должны были отыграть 3 концерта. Мы начали выступлением в «Вестфалленхалле» в Дортмунде, и во время представления участников группы Мик спел для меня «С днем рожденья!» По-моему, это был последний раз, когда мы играли 2 концерта в один день, и то немногое, что я запомнил об этом — это то, что у меня случился грипп, и я чувствовал себя как больная собака. В Дортмунде мне было так плохо, что мне принесли на сцену складной стул для гольфа. Во время “Midnight Rambler”
(«Полуночного бродяги») Мик заметил, что я был практически не в себе, снял с себя пояс (это такая толстая кожаная штука со штифтами) и хряснул мне по ногам, чтобы я вернулся к жизни. «Слышали ли вы о полночном бро.» — Хрясь!
К тому времени, когда мы оказались за сценой, я уже не мог больше этого выдержать, и меня отправили в постель. Следующее, что я запомнил, — это что я лежал, а Мик и Кит отвинчивали дверь в мою комнату. С отвертками в руках они говорили: «Не волнуйся, Вуди, спи дальше, поправляйся, мы просто хотим избавить тебя от этого.», — и украли всю мою выпивку со дня рождения.
Что мне больше всего нравилось в том европейском турне — это то, как Кит и я всё глубже и глубже погружались в то, что мы называем «древней формой плетения».
Хорошо сбалансированный взаимообмен своими умениями вместе с улыбками, волнением и радостями — это то, из чего состоит моё и Китово «плетение». Бессловесное взаимодействие — главный его ингредиент. От гостиницы до сцены мы ставим на медленный огонь кастрюлю со всеми рифами, которые мы выучили за все эти годы.
Еще со времен Брайана Джонса у «Стоунз» выработался совершенно уникальный стиль, построенный на своеобразной «задержке», где Кит играет что-нибудь на гитаре, Чарли следует за ним на барабанах, а прямо вслед за Чарли — Билл на басу. Когда с ними играл Брайан, то он как бы находился где-то посередине. Все вместе это создавало некий «пыхтящий» эффект. «Человек-рифф» и я перенесли это на новый уровень, и теперь мы играем так всегда. Это требует большой концентрации, потому что здесь все основано на методе «тяни-толкай», но мы по-прежнему способны удивлять друг друга, и поэтому-то мы так любим гастролировать. Наше гитарное взаимодействие — это нескончаемое приключение. В основном оно строится на необходимости воссоздать картину песни так, как она была сыграна в студии, на сцене. Возьмите, к примеру, “Beast Of Burden” («Вьючное животное»).
Моё первое европейское турне со «Стоунз» закончилось фестивалем на открытом воздухе в Небворте. Это было действительно здорово — стоять на сцене перед ста тысячами народа. Я никогда не видал ничего подобного — огромное море голов, раскачивающихся передо мной. А на самом деле Небворта могло и не быть. Мы играли саундчек за день до этого, и Кит залез в свою сумку за чем-то, а там лежал острый нож, и он обрезал рабочий палец на левой руке. Это — реальная проблема для гитариста, и мы все были обеспокоены этим, так что кто-то нашел тюбик с суперклеем, и мы попытались склеить мясо на его пальце. Но у нас ничего не получилось, кожа опять стала отваливаться, потому что порез пришелся как раз в то место, где проходит струна, и из его пальца полилась кровь. Вся гитара была в крови. Он как-то доиграл концерт, и люди кричали: «Во-во, Кит! », так как думали, что его увечье — это часть шоу.