Я не глуп. Может быть, немного мазохист. Но не глуп. Я сразу понял, что попал в засаду. Тем не менее, я подумал, что может быть что-то ценное в том, чтобы принять участие в этом проекте. Моим единственным условием было то, что мне будет предоставлено право утверждать любые сцены, в которых я принимаю участие: если мне не нравится фильм или моя роль в нем, значит, продюсеры не буду использовать эти съемки о моей встрече с Ларсом.
Затем мы провели интервью, и оно было действительно откровенным и искренним. Я постарался быть абсолютно откровенным, в результате чего мы оба заплакали и поделились чувствами, которые никогда не выражали открыто. Я говорил больше, чем Ларс. Я сбросил с себя груз ответственности за все те вещи, которые хотел сказать: сожаление о том, как вел себя в месяцы до своего увольнения (“Я…облажася”); гнев по поводу предательства; печаль об этом долгом путешествии домой. Я хотел, чтобы он понял, что даже спустя все эти годы, я по-прежнему чувствовал боль — ощутимую и неизбежную.
Интервью длилось около получаса. Мы с Ларсом попрощались и поехали домой. Прошлое некоторое время, прежде чем я задумался об этом снова. Затем, когда я увидел эту съемку, вместе с образцами материалов, появлявшимися до и после сцены со мной — и решил, что больше не хочу быть частью этого документального фильма, не только потому, что мне не нравится то, как была отредактирована сцена с моим участием. Безусловно, контекст имеет решающее значение, но то, что я увидел впоследствии, имело ложный и манипулятивный налет. Было утверждение Ларса, которое я должен был пересмотреть — что мое появление в документальном фильме на самом деле поможет моей карьере. Мне это казалось циничным и неверным. Я не хотел иметь ничего общего с этим фильмом.
В конце концов, несмотря на то, что я так никогда и не согласился с этим, мой разговор с Ларсом стал ключевой сценой в документальном фильме, получившим название ’Some Kind Of Monster’. Я никогда не видел полностью весь фильм, от начала до конца, и у меня нет никакого желания смотреть его сейчас. Я признаю, что с течением времени, в сочетании с позитивными отзывами от людей, которых я уважаю, у меня появится желание пересмотреть свое участие в этом документальном фильме в более выгодном свете.
К концу 2001-го Мегадэт стали больше чем когда-либо моей группой, хотя не сказал бы, что право на самоуправление было освобождающим или приятным. Это было время огромного потока и стресса, а не свободы. Марти Фридман, разочаровавшийся в хэви-метал, как и в образе жизни, так и в музыке — покинул группу в середине гастролей 2000-го года. Пришедший ему на замену Эл Питрелли был профессиональным музыкантом и достойным человеком, который, тем не менее, никогда особо не вписывался в состав. Эл быстро обнаружил, что предпочитает тихую анонимность и низкие ожидания от своего предыдущего выступления с Trans-Siberian Orchestra, чем славу и давление, наступившие с выступлением в составе в Мегадэт. И Джимми ДеГрассо вскоре принес шаблонный багаж в виде девушки, которая думала, что знает как управлять группой, и не стесняясь выражала свое мнение.