А теперь, наши любознательные читатели, настал момент, когда мы с вами, немного забегая вперед, можем поговорить о натуральном звукоряде и клавиатуре рояля в связи с очень важным вопросом, над которым бьются многие современные теоретики музыки. Речь пойдет о знакомых вам белых клавишах-звуках рояля до—ре—ми—фа—соль—ля—си. Не будем давать здесь определения этой привычной всем с детства звуковой последовательности и ее составным элементам. Обо всем этом вы подробно узнаете из седьмой главы нашей книги. Здесь же мы ограничимся только выяснением вопроса о происхождении полутона и строгом закреплении его на клавиатуре между клавишами-звуками ми—фа и си—до.
Помните, в предыдущей главе, где речь шла о шкале обертонов, мы предложили вам, обращая внимание на удивительное соотношение повторяющихся в разных октавах звуков и соответствующих им чисел, подумать, почему пример с оберто-новым рядом был взят нами от до большой октавы и ограничивался шестнадцатью гармониками?
Посмотрите на клавиатуру рояля и ответьте, каким звуком она заканчивается? До пятой октавы. Правильно! А кто-то, возможно, возразит, сказав, что у него дома на пианино клавиатура кончается звуком ля четвертой октавы. Поясним, что это неполная клавиатура, которая еще часто встречается на роялях и пианино. Дополнение клавиатуры тремя последними звуками вызвано музыкально-художественной практикой, а не какой-то случайностью. И закончили ее, прибавив последовательно четырнадцатый, пятнадцатый и шестнадцатый обертоны, подтвердив тем самым не только царство звука до, но и главенство последовательности до—ре-—ми—фа—соль—ля—си на белой клавиатуре.
А как же родилась эта последовательность звуков? Ведь в обертоновом звукоряде она ясно не проступает. Правда, с седьмого по одиннадцатый обертоны звучит нечто похожее, но полностью уловить слухом белоклавишный звукоряд от до не представляется возможным. Между одиннадцатым и двенадцатым, четырнадцатым и пятнадцатым, пятнадцатым и шестнадцатым обертонами как будто есть полутоны, но в качестве составной части семиступенного звукоряда ни один из них отчетливо не прослушивается в обертоновой шкале.
Вот так штука! Говорили о связи звукоряда с обертонами, а ее и вовсе нет. В чем же дело?
Помните, наши любознательные, в первой главе мы высказали мысль о том, что без движения на Земле ничего не существует. Музыка также не является исключением. Именно в звуковом движении заложен сложнейший пружинный механизм ее существования и магического воздействия на человека.
Сравнение обертоновой шкалы с белоклавишным звукорядом до—ре—ми фа—соль—ля—си свидетельствует о глубоких взаимосвязях математики и музыки: ведь звучание — это колебание, и законы соотношения звуков самым прямым образом зависят от физических законов, определяющих взаимодействие колебаний с различными частотами. «В музыке действуют природа и сила числа»,— сказал Пифагор; на основе таких фактов он даже построил свою теорию о музыке небесных сфер.
Суть ее в следующем: все небесные тела вращаются вокруг Земли на хрустальных сферах. Сферы, вращаясь, звенят; образующаяся при этом «небесная» гармония столь приятна и совершенна, что не может быть сравнима ни с чем иным. Слышать ее могут только посвященные.