Достаточно переиграть моцартовские скрипичные и клавирные сонаты, чтобы убедиться в том минимуме средств, которым виртуозно пользовался гениальный творец «Дон Жуана» и «Волшебной флейты», и максимуме содержания, вложенным в самые крохотные его творения вроде нижеприведенного недавно обнаруженного эскиза (собственно модулирующая прелюдия) без тактовых черт, изданного в Будапеште Имре Шулеком в 1977 году (тактирование и аппликатура выполнены Г. В. Виноградовым):
Данный пример представляет собой, безусловно, черновой набросок, в некотором роде «заготовку» какого-то неосуществленного или не дошедшего до нас произведения. Об этом свидетельствуют: отсутствие тактовых черт, небрежности в записи метроритма. Но эта внешняя зрительная неряшливость не лишает пьесу глубокой внутренней содержательности, не мешает ей существовать как высокохудожественному произведению. Впрочем, при соответствующих интерпретации и настройке слушателей можно воспринимать данный эскиз и как самостоятельное произведение, и как преддверие чего-то более крупного, масштабного.
Так что же, Р в начале случаен? Нет! Обратимся к и шестной нам симметрии звуков-клавиш-нот. Трезвучие Р в зеркальном отражении даст трезвучие е на белой клавиатуре, в чем нетрудно заметить перекрестную симметрию функций (Т, 5 и О) параллельных С—а. Иными словами, если а — тоника, то е — ее доминанта (натуральная в данном случае); если же С — тоника, то р — ее субдоминанта. Отсюда следует, что субдоминанта и доминанта — взаимоотражаемые созвучия, то есть одно и то же, представленное в антиподах.
Возвращаемся вновь к кадансу Моцарта. Констатируем, что на белой клавиатуре рояля — это единственная последовательность, дающая параллельные квиь ты на расстоянии полутона — единицы темперации. Уже упоминалось, что прием этот был весьма любим Моцартом в передаче драматического и трагического.
В акустическом смысле моцартовский каданс представляет собой смещение на полутон вниз двух обертоновых рядов в строгом четырехголосии, где все характерные диссонирующие интервалы разрешены по вводнотоновому тяготению полутонов вверх и вниз. Не в этом ли кроется разгадка выразительности данного приема самого по себе, ведь он получается «изъятым» из темперации.
Таким образом, скромный набросок Моцарта явился отражением всеобъемлющей сущности равномерно-темперированного строя в миниатюрной форме, в чем можно убедиться из дальнейшего анализа.
Если с самого начала до каданса все сыграть на одной педали, кое-где корректируя густую звучность низкого регистра четвертьпедалью, то родство с современным музыкальным мышлением обнаружится особенно ясно. Из практики XX века известно, например, что джазисты-импровизаторы очень любят доминант-септаккорд с наложением двух одновременно звучащих от основного тона терций — большой и малой.
В подобных местах многих произведений Моцарта наблюдаются прорывы в будущие столетия. Как здесь не вспомнить Г. Чичерина, сказавшего: «Моцарт — более композитор XX века, чем композитор XIX века, и более композитор XIX века, чем композитор XVIII века, от которого он оторвался и ушел в будущее» **.