Диктатура вокала, поддержанная всеми прочимивыразитель-ными компонентами, вплоть до сценографии, заставляет услышать в «монтажной форме» «Любви и долга» самые настоящие оперные арии, дуэты, финалы, сквозные хоровые сцены и даже ансамбли с хором, где у каждого голоса собственная мелодия, индивидуальный характер, а целое звучит по-прежнему прозрачно, легко и напевно:
В »Музыке для живых» Г. Канчели создал развернутую метафору итальянской романтической оперы. Не застывшей стилевой данности, опутанной штампами, но живого искусства, развивающегося уже на протяжении четырех веков, сохраняя таинственную власть над душами людей. «Орфей» Монтеверди и «Сельская честь» Масканьи, «Служанка-госпожа» Перголези и вердиевский «Фальстаф», «Севильский цирюльник» и пуччиниевская «Турандот» — все это мы называем одним термином «итальянская опера», порой даже не отдавая себе отчета, насколько сильно менялось содержание термина в зависимости от исторической эпохи и художественной индивидуальности. Итальянская опера, как и итальянское бельканто,— идеал, объединяющий великое множество совсем разных явлений и к тому же каждым представляемый по-своему. Иначе говоря, идеал, допускающий очень высокую степень «авторизации», что наглядно доказали во второй половине XIX века тбилисские ремесленники, слагавшие песни на сюжеты, а то и прямо на мелодии итальянских опер… На всем протяжении истории итальянская опера теснее многих других жанров была связана с музыкальным бытом, с конкретной звуковой средой эпохи: отсюда черпала она естественную свежесть мелодий, неподдельную силу в выражении человеческих страстей. И именно эту традицию подхватывает и развивает в своей «итальянской» опере грузинский композитор. При этом он — скорее всего бессознательно — опирается на опыт классика национальной музыки В. Долидзе, чья «Кето и Коте» до сих пор захватывает щедростью и оригинальностью мелоса, вспоенного как грузинскими, так и итальянскими соками.
Подобное решение позволило, среди прочего, органично включить «итальянский дивертисмент» в многослойную, многожанровую образную систему оперы в целом: именно здесь, в третьей четверти формы, готовится решающий драматургический перелом, докрасна раскаляется эмоциональный горн, чтобы выковать новое музыкальное качество финала.
Многие темы «итальянской» оперы прямо выведены из прафор-мулы полутона (например, цитированный «чаплинский» хор), настойчиво акцентируют ее или восходящие к ней чувствительные секундовые задержания (цепочки задержаний). Часто эти интонации соединяются и с гармонической праформулой (ЫЬ—ЭИ); например, в обращении Сандро к Анджело с просьбой выслушать Сильвану или в арии Сильваны, «барочное» начало которой перекликается с оркестровой кульминацией «Трагической паузы» и фа-минорной репликой Старика из «Быть иль не быть?»:
В дуэтах и репликах «оперного» хора постоянно встречаются параллельные терции и сексты, постепенно откристаллизовавшиеся из унисонного песнопения детского хора, вплоть до буквальных цитат. А начало первой арии Анджело очень похоже на ритурнель детского хора (ср. примеры 35 и 42). •